ЛЮДМИЛА ТИТАРЧУК ШКОЛЬНАЯ МОЗАИКА

Школьные будни… Я уверена: учительская работа совершенно не похожа ни на какую другую. Это, кроме всего прочего, и театр одного актёра, и творчество – ведь пишешь «сценарий» каждого урока.

А главное — повседневный труд души.

Школьная жизнь постоянно ставит перед тобой такие проблемы, которые надо решать сиюминутно. Да ещё под прицелом нескольких десятков детских глаз!

А для них важно всё: как ты вошла в класс, как поздоровалась, в чём сегодня одета, как делаешь замечание…

Наблюдала интересную закономерность: когда первый раз приходишь в класс, то полнейшая тишина, дисциплина и пристальное внимание тебе обеспечены: тебя изучают, рассматривают – оценивают.

Но не расслабляйся! Это только на первом-втором уроке.

Потом обязательно устроят «проверку на прочность», попытаются вывести из равновесия, так сказать. А как же иначе узнать, какая ты – настоящая, без маски «правильной учительницы»?

Обычно у нас складывались потом доверительные отношения.

Но, как правило, всегда оставалось несколько «неугомонных», которым очень хотелось постоянно быть в центре внимания молодой учительницы. Для этого изобретательности учеников – нет границ, все средства хороши.

Однажды я поделилась со старшей коллегой, что мой восьмиклассник Витя Добровольский чуть ли не каждый урок устраивает мне эти «проверки». На что она ответила:

— Да Вы не удивляйтесь, его отец, мой одноклассник, таким же был в школе. Представляете, однажды в шестом классе он принёс на урок математики живого ужа и подбросил на стол учительнице. А та – фронтовичка (с войны без руки пришла) – грохнулась в обморок!

— А вы что? – спрашиваю я, с ужасом представляя себе эту картину.

— Что мы… Подбежали к ней — протез рассмотреть.(?!)

Да… Такое нам на лекциях в пединституте не рассказывали.

Хотя никто и не обещал, что будет легко.

*****

Ура! Завтра после второго урока — на картошку!

Середина сентября, погодка чудная: «Весь день стоит как бы хрустальный».

А как по-осеннему ароматна свежевспаханная щедрая на урожай земля, нагретая сентябрьским солнцем – уже не палящим, бархатным.

Не знаю, что там НЕ получилось у изобретателя картофелеуборочного комбайна, но после него приходилось ещё подбирать картошку.

Вот по этому поводу я со своими семиклассниками на колхозном поле.

Вначале работа спорилась, картошка весело застучала в пустых вёдрах. Но через полчасика энтузиазм поутих, а началась у меня за спиной, конечно, весёлая игра типа «в снежки», но только картошкой.

Никак не хотелось уподобляться коллеге Марье Фёдоровне, соседке по полю, которая чуть ли не бегала за своими неугомонными воспитанниками, безуспешным криком пытаясь восстановить утерянную напрочь дисциплину.

Да… Похоже, это неприглядное зрелище только веселило её хулиганистых учеников.

Надо что-то придумать…

Решение пришло неожиданно: достаю из сумки блокнот, ручку и начинаю записывать количество вёдер собранной картошки. Не сложно – против фамилии ученика ставлю палочку.

Мои действия не остались незамеченными. Вижу – поутихли, шушукаются.

Первым подошёл ко мне Андрюша Галычев:

— Людмила Ивановна, а что это Вы пишете?

— Да вот отмечаю, кто сколько вёдер собрал.

— А зачем это? Нам разве будут платить?

— Может, и заплатят. (Это была явная ложь!))) Или вот скоро родительское собрание – вывешу этот список, посмотрим, кто там у нас «стахановец»…(А это уже больше похоже на правду).

Дальше работаем без проблем, с утроенным энтузиазмом. Ученики подбегали, только чтобы спросить:

— Сколько там у меня?

— А у кого больше всех?

На следующий день в классе весёлое столпотворение возле Доски объявлений: кто же занял первые места, а кто «пасёт задних»?

Однако колхоз всё-таки расплатился с нами – обеспечил школьную столовую овощами на всю зиму.

*****

Никогда не забуду своё первое родительское собрание, где я получила важный жизненный урок.

Это было в самом начале моей работы в школе. Я не была классным руководителем, но директор сказал: «Приходите. Надо».

И правильно сделал.

Собрание было общешкольным, вначале проходило в актовом зале. Родители явились все нарядные, важные, сдержанные в разговорах…

Я заприметила Нину Петровну — нашу буфетчицу, маму Серёжки Пилипчука из 6-Б. Мы поздоровались. Женщина была в пальто с мехом ламы (по тем временам – круто!), на голове – ажурный пуховый платок-«паутинка», носик аккуратно припудрен… При полном параде, так сказать.

Потом все разошлись по классам. А я осталась в школьном вестибюле, терпеливо дожидаясь конца собрания.

Оглянуться меня заставил резкий звук открывающейся двери. Из 6-Б не вышла – вылетела вся растрёпанная Нина Петровна.

Женщину было не узнать: пальто расстёгнуто, платок сполз, в глазах – злые слёзы:

— Да чтоб я когда-нибудь в эту школу!.. Да никогда!.. Мой Серёжа – он… он у меня не хуже других!.. А как ему без отца – спросил кто?

И я, вчерашняя студентка пединститута, стояла перед этой женщиной и растерянно лепетала, одинаково остро чувствуя и боль материнского сердца, и свою беспомощность:

— Успокойтесь… Извините, пожалуйста, успокойтесь. Ваш Серёжа – он хороший, правда…

И сгорала от стыда за свою коллегу Екатерину Сидоровну, педстаж которой равнялся моему возрасту.

Сын Нины Петровны учился слабенько, с « двойки» на «тройку» еле перебивался, но не вредный мальчик. Просто «тормоз», как теперь говорят.

Был у меня с ним такой курьёзный случай. Писали диктант под конец четверти. Всё вроде нормально, сдали тетради в конце урока.

Проверяю работы. А вот и тетрадь Пилипчука. Начинаю читать, терпеливо разбирая каракули Серёжи.

Вдруг среди текста диктанта с абзаца(!) читаю следующее: «Людмила Ивановна! Вы поспешили, я не успел. Вот «запсиховал» и больше писать не буду».

На следующий день раздаю тетради с оценками. Горе-ученик смотрит на меня напряжённо-выжидающе, готов к худшему.

— А ты, Пилипчук, останешься после уроков. Будем дописывать твой диктант.

Серёжка молча кивнул, вздохнув облегчённо.

Диктант благополучно был переписан, «двойки» за четверть таки удалось избежать…

После урока Серёжа подошёл ко мне и, краснея, положил на стол

открытку с Новогодним поздравлением.

Впереди — зимние каникулы!

*****