ХАЙФАИНФО Новости Израиля из Хайфы
Она стала приходить в себя не сразу. Откуда-то из непонятного выплыло лицо. Трансформировалось-превратилось в лицо Михи. Нина даже не успела спросить себя, откуда он появился и где она сама? Потом белобрысая физиономия замаячила над ней опять. Она старалась изо всех сил вернуть себя в действительность, выплыть из непонятных волн туманного света и темноты.
Тошнило невероятно, болели, казалось, каждая клеточка, каждый волосок. Нина даже не помнила, что, начав возвращаться, почти всё время глухо стонала и, первое, что относительно внятно вымолвила и опять ушла во мрак, было: «Мой кот…»
Но сколько бы ни продолжался этот жутковатый калейдоскоп, он кончился.
Нина ясно осознала себя в больничной палате, стояла тишина. Михаель Вернер старательно укрывал её до подбородка мохнатой больничной простынёй поверх больничного же одеяла. Мишка всегда и всё делал до противности старательно. Непонятно только, как он оказался в больнице.
Вот и застопорилась или совсем закончилась её стремительная карьера на поприще элитной фризёрин. А как хорошо шла…!
… Талант парикмахера проявился у Нины сразу и навсегда. В пятом классе она взяла в руки растрёпанную куклу одноклассницы Ольги Рудаковой и постригла её ножничками из маминой коробки для шитья так, что бедняга обошла всех подруг Ольгиной матери и добралась до дамского салона-забегаловки на углу их улицы.
С тех пор Нина стригла всё подряд и всех, кто попадал ей под руку. К выпускному вечеру у неё на чахлой книжной полочке уже стояло шесть разных изданий по парикмахерскому искусству. Друзья и подруги дарили с завидным и подозрительным постоянством. А в очереди на причёску к выпускному балу толкались уже два класса, три преподавательницы и мама той же Ольги. Большего удовольствия, чем возиться с патлатой башкой какого-нибудь Петьки Казакова из соседнего «А» или колдовать над неопределённой длины чахлой растительностью соседской невесты, она не представляла. Особенно, когда после определённого количества щелчков плохоньких ножниц и взмахов расчёской, Петька вставал перед ней истинным джентльменом, а невеста поднималась со стула с фантастической причёской из сияющих волос, украшенной чем-то уж вовсе очаровательно неожиданным. Так что свадебные фотографии невесты больше походили на модельные фото причёсок.
Вопроса «кем быть?» у Нины никогда не возникало. Она стала парикмахером, и всё было бы терпимо, но, говорят, у китайцев есть страшное проклятие: «Чтоб ты жил на переломе столетий…».
Нине и её одноклассникам достался этот самый «перелом». Развал огромной страны, финансовые потрясения, чехарда власти и прочей политики… Родители почему-то разом умерли, оставив её одну и, несмотря на талант и трудолюбие, жизнь как-то не задавалась.
Замуж она так и не вышла, хотя почти все знакомые уже по два раза разошлись, а та же Ольга Рудакова, бросив в разбитой московской квартире младшего одиннадцатилетнего сына, уехала в Германию. Выходить замуж за миллионера.
Ну, ей и карты в руки. Ольга в своё время с блеском закончила переводческое отделение инъяза. Старшего сына она как-то запихнула в Финляндию. Сбежал от армии. Что-то там рисовал. Маленького мальчишку было, конечно, жалко. Немного и очень, иногда за ним приглядывала тётка, а мама-Оля так же часто посылала с оказией по десять марок. Закончилось всё, конечно, водкой и наркотиками.
Глядя на такие примеры, Нина только радовалась, что не завела детей и удивлялась на других, ни себя, ни собственных детей не пожалевших.
Всё бы так и продолжалось, только Нинин салон купила новая хозяйка и затеяла мести, даже пылесосить, новой метлой… Нина ей чем-то не понравилась, и окружающая жизнь совсем уж почернела. На беду встретилась Валентина из того же класса «А», со страстью и смаком рассказала, как «сказочно» устроилась теперь Рудакова. Она поймала уже третьего немца. Бессовестно богатого. Сидит на вилле, играет на белом рояле. Пальцы в бриллиантах, кофе пьёт во Франции, парням платит свою вдовью пенсию за второго мужа. В общем — вся зефирная и в шоколаде. «И што ты со своим лицом, профессией и фамилией сидишь здесь и ждёшь?» Нина Вайх растерялась, забормотала, что не знает языка, а потом целую неделю думала. И надумала. Провернула «крутую» афёру и оказалась на юге Германии. Приехала выходить замуж за германского миллионера. А что? Выглядела она для своих лет очень неплохо, была ухожена и сохранила прекрасную фигуру. Никакие беременности её не испортили.
Зайдя наобум в салончик на центральном прешпекте столично-земельного города, Нина отрекомендовалась мастером-модельером, и страшная от какой-то пятнистой черноты и жуткой худобы начальница сунула ей в руки великолепный набор для стрижки, указала на сидящую в кресле девицу с довольно длинными, явно отросшими волосами. Нина, через пень-колоду, поговорила с неожиданной клиенткой, в памяти вертелись причёски из вчерашнего Космополитена. Через тридцать минут она повернулась к стоящей в двух шагах начальнице. Та так и проточала все полчаса рядом, весьма въедливо следя за Ниниными действиями.
Костлявая эта шкидла оказалась не начальницей, а хозяйкой.
– Завтра можешь выходить на работу, – сообщила она русской мастерице.
Дама явно не привыкла тянуть кота за хвост. И не даром. В её владениях оказалось ещё четыре салона в самых престижных местах. Тут уж Нина «развернулась». Она просто блистала. Причём, не забывая о миллионерах, стала работать и в дамском, и в мужском салонах. Денег хватало. Хозяйка ценила. Квартира, неуклонно улучшаемая, нравилась. Языком Нина стала владеть вполне достаточно для её «бытовых разговоров». Вокруг появились очень непростые мужички. Не все, конечно, денди, но вполне… А главное — один богаче другого и все — вдовцы. Интересно, от чего у них при такой лёгкой жизни жёны, как мухи мрут?
Самый богатенький Буратино был и самый красивый – херр Мориц Кацман-Шёнемайер. Красавец – жгучий брунет. С ним Нина слетала на Гавайи. Побывала в сказке или по-современному – в кино. У Морица была даже яхта, большая. Нина её видела. Ему принадлежали несколько вилл и что-то ещё. Кацман-Шёнемайер рано отошёл от дел, весьма удачно получилось с наследством.
Настоящей белокурой бестией, правда, сильно поседевшей, был Патрик Видеман. У этого кавалера Нина бывала в великолепном доме с ещё более великолепным садом. Видеман владел парочкой доходных домов и успешно занимался адвокатской практикой. Он очень настраивался-набивался в фройнды к эффектной мастерице и даже, вроде, собирался оборудовать ей персональный будуар в своём доме Вдвоём с Патриком они отдыхали на Канарах, в Греции. Однако серьёзнее этих двоих претендовал на объединение зубной врач Аксель Гётц. Его праксис помещался прямо напротив этого самого, первого и главного салона, где работала Нина. Гётц мог видеть её через стекло, и она его частенько наблюдала.
Вот уж этот «кандидат» был настоящий «сухарь», за всё время подарил всего пару цветочков. Зато вероятнее всех кандидатствовал в мужъя. Остальных болтливых кобелей Нина не считала и как претендентов не рассматривала.
Топтался среди богатых вдовцов Мишка Вернер. Упрямо топтался. В Мишки его из Михаэля Нина перекрестила во время поездки на Майнау – остров цветов. О, это прекрасная сказка! Нина и поехала-то туда случайно, но не пожалела. Нет. Это было восхитительное вохенэнде. Вот после этой поездки Мишка-Миха, механик какой-то автомастерской, и продолжал вокруг неё упорно топтаться. Прикатит на своём велосипедике и сидит на скамеечке под деревцем перед стеклянной витриной салона. Нину поджидает. Тоже, жених! Машину бережёт, на работу на велосипеде педалями крутит. Но наблюдательный: увидел, что Нину хлебом не корми, дай птичек пожалеть, стал сам голубей подкармливать украдкой. Вот тебе и законопослушный педант. Да Бог с ним…
… Сейчас начинающие оттаивать Нинины мысли больше занимали заботы о её Коте-котофеиче. Сестра, устанавливая очередное «вундербаум» (так они называли осточертевшие многолитровые системы на стойке), сообщила, что лежит пациентка в кранкенхаузе уже второй месяц. Что же там с Васькой-то (?!), ужаснулась Нина, но вскоре успокоилась. Миха смешно закивал кудлатой башкой: мол, всё ин орднунг, аллес кляр, аллес о`кей… Базиль чувствует себя прекрасно, живёт у него.
Слава Богу. Кстати, так у неё и замысливалось. Базиль – это для посторонних, а дома – нормальный Васька. Котофей восьми лет, матёрый, пушистый, невероятно нахальный, потому что избалованный и жутко хитрый. Просто лиса какая-то, а не кот. В запасе у Василия отрепетированы три основных взгляда-воздействия: жуткий «пустой» из ниоткуда, наивно-котёночий ангельский и дьявольский Вольфмессинговский. Все они абсолютно осмысленно применяются для психологического воздействия на хозяйку в зависимости от обстоятельств. Ещё Василий является Нининым штатным массажистом и психотерапевтом.
Когда в конце дня, натанцевавшаяся вокруг клиентов Нина плюхается в кресло перед телевизором, Василий вспрыгивает туда же, степенно обходит её, успокаивающе овевая пушистым нежнейшим хвостом – большая честь! – и приступает к массажу шейно-воротниковой зоны.
Когда впервые маленький котейка-Васька затоптался на ее загривке, Нина жутко перепугалась. Потом привыкла, да и массаж – это приятно и полезно, особенно при её остеохондрозе. Натоптавшись мягчайшими лапками в белых стерильных носочках (а как же, медицина!), Василий укладывался на хозяйкину шею отдыхать. При этом всё время изображал вертолёт, когда тот тарахтит в отдалении. В еде сожитель был жутко капризен. Только изредка позволял себе порцию свеженького деликатесного кошачьего корма, а так – только нормальную «человеческую» еду: сливочки, молочную жидкую кашку, свежую рыбку, печёночку, паштетик домашнего приготовления…
– Чем ты его кормишь, Миха, как он ест? – озаботилась Нина, разглядывая очередной «немецкий» букетик, который Вернер педантично устраивал в больничную вазочку. Герр Михаель чуть нахмурился, потом заулыбался:
– Не волнуйся, он хорошо кушает. Всё в порядке.
Очевидно парикмахерша в Нине «заглушала» следователя. Сейчас он в ней проснулся и воспрял. Короткое и мучительное следствие, правда без применения пыток, по капле установило, выдавило из герра Вернера, что вопрос с кормёжкой кота целый месяц был весьма животрепещущим, а если учесть состояние его хозяйки, то и вовсе катастрофическим. Но всё утряслось. Бедняга Вернер проконсультировался у аусзидлера, сотрудника мастерской, чем кормят русских котов. Мужик долго хохотал над немецкими проблемами, потом сказал, что русские коты едят молоко, мышей и свежую рыбу. Купить молоко и грелку для детского (!) питания было легко. Мышей ловить Вернеру никак недосуг. Поэтому теперь он ходит на рыбалку на ближний водоём, и даже стал брать с собой Базиля на специальном поводке – купил в зоомагазине. Рыбки чаще всего хватает на три дня, иногда её прикупают в соседнем «Океане», но его светлость не очень любит морскую рыбу.
Со смехом и непонятного происхождения чувством ликования Нина прояснила для себя картину страданий «немолодого Вернера». Беготня по магазинам, в больницу, на экзамен по рыбной ловле, на рыбалку, на работу… Она выразила ему «искреннее сочувствие», но этот «простодушный» оправдался:
– Да нет, я больше на велосипеде ездил. Пешком дольше.
Комментарии, как говорится, излишни.
Кстати, сестра сказала, что никто, кроме фройнда Вернера, фрау Вайх не навещал. Были в самом начале две женщины с работы и, тогда же, господин Гётц. Больше никто. Грустные итоги. Если учесть, что кроме Василия, у Нины Вайх из родственников ни одной живой души. Да ещё и её перспективы после автоаварии и последующей проблемы с кровью – очень грустные. Где же вы, миллионеры-пенсионеры? Уж осень наступила. Как перепрыгнула Нина через лето. Открыла глаза, а уже осень.
Последние трое суток свирепствовал очередной ураган, по огромным оконным стёклам текли ниагарские потоки дождя и, по всем признакам, запасы небесной воды там, наверху, ещё не иссякли. Однако утром оттуда, свыше, прислали Нине привет, телеграмму с намёком… на случай, eсли она ещё не всё поняла.
Прямо перед её глазами, на освещённом рассветным солнцем стекле, плотно прилип крупный лист осеннего плюща. Кто не знает – это восторг для художника. Все цвета осени. Однако грустный восторг. И, как не крути, чужой осени. Вернее, осень-то её, Нины, но в чужой стране. А что дальше?
Михаель подчёркнуто аккуратно развернул её рольштуль и покатил на очередное обследование. В холодном вестибюле не менее педантично подал толстую махровую простыню, укрыться. Нина подняла глаза, взглянула на перевёрнутое лицо. Голубые усталые глаза деловито следят за сигналом лифта, упрямый тевтонский подбородок покрывает отросшая седая щетина, торчат кудлатые мальчишеские патлы – герр Михаель Вернер.
– Герр Михаель, вы к нам пфлегером на полставки устроились ? – кокетливо впорхнула в кабинку лифта обершвестер Марта.
– Да, да, – слабо улыбнулся герр Вернер.
– А когда фрау Вайх выпишут, за кем будете ухаживать?
– Как, за кем? За ней же! – Пфлегер-любитель был очень серьёзен.
По длинному коридору они катились довольно долго. Отметились в регистратуре и встали в очередь.
– Ты что, шутишь, Миш? – странно несмело поинтересовалась Нина.
— Почему шутю? – блеснул знанием русского языка Вернер, и помолчав:
– А что, ты меня прогонишь и Базиля заберёшь? Он, между прочим, к рыбной ловле пристрастился.
– Ты предлагаешь мне отдать тебе Ваську? – Не разговор, а пикировка какая-то.
– Нет, взять себе Мишку. Только надо другую квартиру. На противоположной стороне парка есть очень интересная. Тебе бы понравилась. И вид, и воздух, и пруд с речкой для рыбалки, и мне на работу, как всегда…
Нина закрыла глаза и вздохнула, не поднимая предательски сочащиеся слезами ресницы, протянула руки.
В холле перед отделением радиологии крепко обнимались двое немолодых людей – больная в рольштуле и её посетитель. Родственник был высокий, и гнуться ему было очень неудобно, но он терпел и даже, видимо, получал удовольствие. Наверное, из склонности к мазохизму.
Присутствующие больные нежно улыбались появившемуся, наконец, осеннему солнцу и остаткам не сорванной ураганом садовой роскоши.
Главный редактор сайта до 2021 года.
На данный момент по личным обстоятельствам не может поддерживать информационную связь с читателями сайта.
